Сочинение «Век нынешний и век минувший в комедии Грибоедова»

Заря новой эпохи

Под руководством прогрессивного общественного деятеля Сперанского целая комиссия разрабатывала перечень демократических реформ, среди которых:

• разделение властей на законодательную, исполнительную и судебную;
• учреждение Государственной думы;
• возможность для крепостных крестьян выкупать себя у помещиков и после этого получать политические права.

Вероятно, что именно об участии Чацкого в комитете Сперанского и рассказывала пресловутая Татьяна Юрьевна:

Татьяна Юрьевна рассказывала что-то,

Из Петербурга воротясь,

С министрами про вашу связь,

Потом разрыв.

О разрыве сказано неслучайно. Очевидно, радикально настроенный Чацкий не смог найти общего языка с консервативными министрами. Как известно, и сам император в конце концов испугался идей Сперанского и реформатор был отправлен в отставку, а затем и ссылку.

Начало нового века до разгрома восстания декабристов можно назвать временем больших ожиданий изменений в жизни страны. И все же век нынешний и век минующий в сочинении — не просто временные рамки.

Противостояние с уходящей эпохой

Во враждебной оппозиции к «веку нынешнему», стоит «век минувший», представленный Фамусовым и его покойным дядей Максимом Петровичем. Образ его — квинтэссенция «минувшего века». Богатый и важный екатерининский вельможа, полный дворянской спеси:

А в те поры все важны! в сорок пуд…

Раскланяйся, тупеем не кивнут.

Вельможа в случае, тем паче,

Не как другой, и пил и ел иначе.

И вот этот сорокапудовый придворный вдруг забывает всю свою спесь и готов выглядеть шутом для того, чтобы «подслужиться». Случайное падение на куртаге вызвало смех императрицы. И для того, чтобы повеселить государыню, вельможа вновь и вновь изображает неловкость и падает.

Это омерзительное для любого человека поведение Фамусов оценивает как образец для подражания и рекомендует его Чацкому, нисколько не смущаясь низостью такого пресмыкательства.

Ведь, с точки зрения Фамусова, цель оправдывает средства:

А? как по вашему? по нашему — смышлен.

Упал он больно, встал здорово.

Зато, бывало, в вист кто чаще приглашен?

Кто слышит при дворе приветливое слово?

Максим Петрович! Кто пред всеми знал почет?

Максим Петрович! Шутка!

В чины выводит кто и пенсии дает?

Максим Петрович! Да! Вы, нынешние, — нутка!

Здесь мы видим проблему непонимания чувства собственного достоинства у человека, занимавшего значительную ступень на социальной лестнице. Конечно, можно было бы допустить, что Фамусов поднялся к своему нынешнему положению из низов и ему пришлось пройти через многие препятствия, перешагивать через собственное достоинство.

Но нет, рассказ о Максиме Петровиче свидетельствует, что уже дядя Фамусова занимал солидное место при дворе, и, разумеется, не мог не пристроить на хорошее место племянника. Эту семейственность прямо декларирует и сам Фамусов: «при мне служащие чужие очень редки. Все больше сестрины, свояченицы детки».

Холопство, как образ жизни

Дело не в судьбе и не в личных качествах — это важно, чтобы понять, почему Грибоедов изображает поколение отцов сатирически. Фамусов — яркая иллюстрация того холопства, что пронизывало Российскую империю сверху донизу. Бесправны были не только крепостные крестьяне. Дворяне были такими же холопами царя.

Вспомним даже просвещенного монарха Петра 1 с его знаменитым собственноручным отрезанием боярских бород. Зачастую это трактовалось как прогрессивное новшество. Но на деле это беспардонное попрание прав человека. То же можно рассказать о любимом развлечении Петра Алексеевича — напаивать дворян до положения риз и подвергать издевательским шуткам.

Ни богатство, ни род не были гарантией неприкосновенности. Так, князь М. А. Голицын был за вероотступничество назначен императрицей Анной Иоанновной придворным шутом.

Ситуация начала меняться только при Петре 3 с изданием его знаменитого указа «О вольности дворянства». Но, как видно, холопство в среде высшей аристократии было распространенным явлением и при его преемнице — «государыне Екатерине».

Попрание человеческих прав продолжалось и далее:

• просветителя Новикова ожидали арест и пытки;
• сослан в Сибирь Радищев — автор «Путешествия из Петербурга в Москву»;
• отправлен в отставку и ссылку реформатор Сперанский.

Примеры можно продолжать. Но достаточно сказать, что и прообраз Чацкого — философ Чаадаев — был объявлен сумасшедшим в нарушение всяких прав и законов.

Чацкий и фамусовское общество

Чацкий — представитель другого времени, впитавший идеалы просветителей и революционной Франции. Для него превыше всего человеческое достоинство, в чем Чацкий является порождением «века нынешнего», поставившего во главу угла права личности.

Это настолько для него важно, что будучи влюблен в Софью, Чацкий не может сдержаться в общении с ее отцом и дает ему резкую отповедь, после которой его шансы получить руку любимой женщины, и без того невеликие, стремятся к нулю. Вряд ли Фамусов, находясь в твердом уме и трезвой памяти, согласился бы, даже если бы его дочь любила Чацкого, породниться с «карбонари».

Впрочем, в гневном и блистательном монологе Чацкого о веке нынешнем и веке минувшем было одно слабое место. Провозглашая новый век, молодой человек не понимал, что минувший никуда не ушел. Он просто видоизменился. На место Максима Петровича пришли Скалозуб, Загорецкий и, конечно же, Молчалин.

Загорецкий ближе всех к образу Максима Петровича. Шут, лгун, картежник, вор — так его характеризуют те, кто хорошо с ним знаком. Намекают, что он еще и наушник, передающий информацию о неблагонадежных блюстителях законов. Но после такой уничижительной характеристики звучит главное: «но, мастер услужить». Именно за эту услужливость Загорецкому сходит с рук все то, за что другого бы не пустили в приличное общество.

Скалозуб, на первый взгляд, свободен от низкопоклонства. Он человек военный, прямой (даже слишком) и недалекий. Но судя по некоторым репликам («да, чтоб чины добыть, есть многие каналы») полковник хорошо знает, где и как надо прогнуться, чтобы добыть орденок или звание.

Молчалин не смешит публику, «отважно жертвуя затылком». Но вся его личность пронизана рабской приниженностью. «В мои лета не должно сметь свое суждение иметь», — говорит он. И это не поза. Это убеждение, что иметь свое мнение может только человек, имеющий высокий ранг. Все же остальные должны молчать и беспрекословно повиноваться.

Более того, не ненавидеть, повинуясь, а повиноваться с полным осознанием необходимости угождать. Более того, молчалинская угодливость простирается дальше холопства Максима Петровича. Тот, «достигнув степеней известных», ломал комедию только перед императрицей. Молчалин же готов угождать любому, от кого в какой-то хотя бы минимальной мере он зависим.

Во всех, кто окружает Чацкого в доме Фамусова, нет никакого «нынешнего века». Все эти многочисленные эпизодические персонажи карикатурны, жалки и ничтожны:

• Горичи;
• Хлестова;
• Тугоуховские.

Каждый из этих персонажей воплощает в себе комические черты, беспощадно выпячиваемые Грибоедовым.

Нравственная победа героя

Среди тех, кто присутствует в комедии, явно нет ни одного человека, родственного Чацкому. Есть несколько упоминаний о таких людях, например, о двоюродном брате полковника Скалозуба. Но они явно в меньшинстве. Так не выдает ли Чацкий желаемое за действительное, говоря о наступлении нового века?

Нет, слова молодого человека не пусты. Другое дело, что нынешнему веку не суждено свершиться. Буквально через год после написания «Горя от ума» надежды на приход свободы и человеческого достоинства будут расстреляны на Сенатской площади. А декабристы — те, кто с восторгом читал пьесу Грибоедова, окажутся на виселице или в ссылке.

К сожалению, «Горе от ума» актуально и сегодня. До конца Российской империи ее подданным так и не удалось освободиться от холопского комплекса. Конечно, были и те, кто как Чацкий преодолел это проклятие самодержавия и крепостничества, но их, как показало время, было все-таки слишком мало.

Это холопство и угодничество процветали и в «самом свободном государстве рабочих и крестьян», уродливо проявляясь и в культе личности вождя — «кремлевского горца», и в бесконечных славословиях «верному ленинцу» Леониду Брежневу, который вряд ли уже понимал, о чем идет речь. Можно высказывать в этом смысле и критическое отношение к нынешней системе воспитания. Век нынешний по-прежнему порождает молчалиных и загорецких.

Означает ли это, что Чацкий заблуждался, говоря о наступлении нового века? Отчасти да, если иметь в виду глобальные изменения в общественном сознании. Как показала практика, мало освободить людей от деспота и тирана — неважно кто он — царь или генеральный секретарь КПСС. Недостаточно совершить «революцию достоинства», чтобы обрести достоинство. Холопство возрождается в любых исторических условиях.

Но можно сделать другое. Можно начать исправлять холопа в себе. Учиться быть личностью. Учиться иметь свое мнение. И даже ради богатства и высоких чинов не «жертвовать отважно затылком».

А Чацкий, даже один, даже проигравший, разочарованный в любимой женщине, оскорбленный пошлостью и низостью окружающих его людей, обиженный, как ребенок, все равно остается победителем. Ведь это общество не заставило его стать таким же, как те, из кого оно состоит. Чацкий ранен и отступает искать «где оскорбленному есть чувству уголок». Но он не бежит, как проигравший. Потому что его стержень — человеческое достоинство, и молодой человек не изменил ему.

А новый век, о котором он говорил — это, скорее, новые идеи. Их можно замалчивать. С ними можно бороться. Но победить их невозможно, пока существует история и литература.